Может быть, когда нибудь можно будет подогнать бжд-кукол под историю и сделать фотосет. Но пока мне хочется больше писать, чем играть. Ну, собсна, начало, как я люблю))
читать дальше
«Вернись, дитя, мы так долго ждали тебя… Вернииись..» Я пытаюсь рассмотреть их лица, они так близко, можно дотянуться рукой, но они расплываются, растворяются в дымке, блекнут, я даже не могу сказать, сколько их.. «Вернись,» - зовут меня голоса, но я не могу сделать и шагу, в груди камень, он давит и не позволяет мне сдвинуться с места, я делаю титаническое усилие, чтобы вырваться вперед. Вот сейчас, еще одно усилие, сейчас вырвусь и побегу к ним. Делаю рывок… и просыпаюсь. Пытаюсь понять, что за день недели, убедившись, что сегодня выходной, захлопываю электронный будильник, закрываю глаза. Еще можно полежать. Но лежать больше не хочется, слишком жарко и трудно дышать, я слышу запахи и звон чашек, раздающихся неподалеку, почти с улицы. Окна у всех открыты. Может соседи. А может быть, Линн дома. Ох, если бы она была дома.
Набрасываю халат, мельком окидываю взглядом свое отображение. Оно как-то не очень радо меня видеть. Ладно, потом поговорим. Я позавтракаю, умоюсь, почищу зубы, и ты мне даже улыбнешься, скотина.
Линн, это все же Линн. Она сидит на старом стуле, с легкостью птички забросив ноги на подоконник, и тянет черную жидкость из потрескавшейся щербатой древней чашки. Фарфор давно не выпускают в массы, есть и пить из фарфоровых сервизов – не наш удел. Но Линн ни за что не согласилась бы на мутный пластик. Вот так и сидит она, взъерошенная, легкая, с копной черных гладких волос и тонкой светлой кожей, через которую просвечиваются вены, попивая эту муть из сосуда, из которого, в прямом смысле, песок сыплется.
- Там есть еще кофе, - смеется она. Видимо, мой вид ее очень забавляет. – Все тот же сон?
Киваю. Наливаю кофе в свой стакан, купленный за пункты, накопленные за сверхурочные часы на первой работе. Лучше не принюхиваться. Ни к стакану, ни к кофе.
- Они все еще хотят тебя видеть?- Линн заливается звонким смехом.
Криво улыбаюсь:
- Хотят. Я же не предлагаю им этот паршивый кофе.
Смеемся. Хорошее утро.
Я рада, что Линн сегодня дома. Я была бы рада любому живому существу, но Линн особенно. Собственно, я живу у Линн, в маленькой комнатке очень маленькой квартирки. Мне с ней очень повезло, она меня вытащила, когда казалось что, все, вот и конец. Думать о тех временах сейчас не хочу. Но вот прямо сейчас я очень благодарна, что она у меня есть. Моя Птичка, называю я ее в шутку. Она лукаво улыбается. Она не против «Птички». Просто она ничья.
Я не знаю, чем она занимается и где пропадает. У нас молчаливый уговор, который воцарился сразу после начала нашего совместного сосуществования. Я не спрашиваю, а она не рассказывает. Иногда мне становится очень обидно, мне кажется, что она знает про меня абсолютно все (да и что там знать), а я про Линн – совсем ничего. Но стоит мне посмотреть на нее, и я забываю про свои обиды. Я даже не сержусь на нее за подтрунивания над моими снами. В конце концов, я сама их ей рассказала. Линн можно рассказать все что угодно. Даже сны.
Пока вожусь с завтраком, Линн быстро набирает миллион сообщений, в перерывах попивая кофе и вглядываясь в дымку смога. Утреннее солнце блеклым красным пятном поднимается над мегаполисом. К полдню оно побелеет и даже станет немного светлее вокруг, но я не жалуюсь, на работе весь день все равно проходит при искусственном освещении. И его нельзя назвать щедрым.
В моей жизни вообще нет места щедрости, нужно отрабатывать свое право на существование и быть благодарным за это. Поэтому Птичка Линн – подарок Судьбы такой посредственности, как я (скажи я это вслух, Линн бы рассмеялась и возмутилась бы, совершенно искренне: «Ну какая же ты посредственность!»). Наверное, в прошлой жизни я сделала что-то очень хорошее. Может быть и в этой, конечно, но не могу ничего такого припомнить, за что бы мне отвесили такой подарок.